Премьера спектакля «Светлый путь. 19.17» Александра Молочникова прошла на основной сцене МХТ имени Чехова. Для режиссера это третья постановка в Художественном театре. Первые две, «19.14» и «Бунтари», идут на малой сцене уже несколько лет. Начав как актер, он уже в 22 года поставил свой первый спектакль, посвященный столетию Первой мировой войны, а в этом году показал свою версию Октябрьской революции. Молочников определяет свой спектакль как утопию в двух частях, тем самым заранее предупреждая зрителей, что сохранение исторической достоверности не было главной его целью.
©Фото Екатерины Цветковой. Предоставлено пресс-службой МХТ им. А.П. Чехова
Балетный класс. Юные танцовщицы под руководством своей наставницы Веры Алексеевны (Виктория Исакова) репетируют балетную партию. Раз-два-три, раз-два-три. Классическая музыка, утонченные движения. Атмосферу старой России разрушает простой рабочий Макар (Артем Быстров): сначала незаметно бродит между девушками, а чуть позже врывается в жизнь Веры и в корне меняет ее. Так же, как революция ворвалась в жизнь России, так же, как три года назад сам Молочников «ворвался» в российский театр.
Молодой, энергичный, напористый. Он смело берется за самые сложные и противоречивые темы. В «19.14» показал события Первой мировой, поместив их в номера кабаре, в «Бунтарях» заставил все поколения русских героев-бунтовщиков танцевать под русский рок, а в новом спектакле «Светлый путь. 19.17» превращает революцию в сон, странный и страшный, больше похожий на утопию, чем на историческую правду. Страшный сон, где идеологи-революционеры превращают людей в бездушные машины, чтобы он «делали» революцию, где толпы обезумевших от голода и отсутствия морали людей готовы убивать новорожденных детей из-за их «буржуйского» происхождения. Ленин (Игорь Верник), Крупская (Ирина Пегова/Инга Оболдина) и Троцкий (Артем Соколов), словно играя марионетками, управляют людьми и строят новое общество с новым человеком.
©Фото Екатерины Цветковой. Предоставлено пресс-службой МХТ им. А.П. Чехова
Вожди революции меняют главному герою Макару человеческое сердце на революционный мотор. Теперь он может животом выпекать хлеб и говорить с напрямую с Лениным, а еще это «новое сердце» всегда точно показывает революционную правду. Макар свято верит в то, что совсем скоро все будут есть «сметану из облаков», и ради этого готов и насильно заселять коммуналки, и разлучиться со своей любимой, чтобы уехать в Сибирь строить колхозы. Он путешествует по стране с помощью крыльев, перемещаясь со сцены в фильм о Чевенгуре и взятии Зимнего дворца, мимолетно показывая правду и вымысел тех событий.
Герой «19.17» похож чем-то на Жана из «19.14» (обоих играет Артем Быстров): они молоды, энергичны и верят в людей, не догадываясь, что ими играют. Но вот если Жан и после войны остается человеком, то Макар в конце спектакля превращается в «механизм», и даже его любимая Вера уже не может на него повлиять.
Молочников называет свой спектакль утопией, не претендуя на историческую достоверность. Он выстраивает вокруг событий 1917 года миф, точнее, визуализирует то, как современная молодежь представляет себе революцию. Говоря о спектакле, худрук МХТ Олег Табаков подчеркнул: «Этот спектакль поколенческий, это послание о тех, кто родился в девяностые, учился по учебникам, в которых Великую Октябрьскую уже окрестили «переворотом». И содержательно, и формально спектакль представляет в современном искусстве тех, кого иногда называют “напоротым поколением”». Так принято именовать тех, кто родился после распада Советского Союза.
«19.17» – это впечатляющее действо (масштабные декорации архитектора Сергея Чобана, яркие актеры, несколько десятков человек в массовке, музыка постоянного соавтора Молочникова Игоря Вдовина), но что именно хотел сказать Молочников своим спектаклем, осталось не совсем понятным. То, что никто не знает, что именно произошло сто лет назад? То, что революционное безумство сметало все на своем пути, включая большинство представителей интеллигенции и деятелей искусства? Или то, что революционная идея лишает человека человеческого? Все эти темы важны и должны обсуждаться, но, к сожалению, автор так и остался в пределах очевидного для зрителя, хотя бы поверхностно знакомого с историей русской революции.
