Студенческие СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова продолжают серию интервью с военкорами в рамках проекта «Профессия – военный корреспондент». Наш сегодняшний гость – военный корреспондент телеканала НТВ Алексей Ивлиев. Он освещал военную операцию в Сирии, затем события на Донбассе, с первых дней специальной военной операции снимал репортажи из зоны вооруженного столкновения. Алексей Ивлиев был дважды ранен - в 2018 году в Сирии и в 2024-ом - в ДНР.
©Вероника Якимова / Журналист Online
Спасибо, что пришли на факультет журналистики.
Я хочу сказать, что, когда был начинающим корреспондентом, таким еще «ноунеймом», я обращался за любой возможностью взять у кого-то интервью. У меня был шок, потому что никто никогда мне не отказывал. Поэтому я возвращаю свой долг и с удовольствием принял приглашение с вами поговорить. Тем более, это я был тогда еще начинающий "ноунейм", еще только на первом курсе. Я понимаю, что вы уже давно учитесь на факультете журналистики, так что для меня это большая честь. Тем более, давно не был в альма-матер. А тут пришел, увидел родные стены, прямо ностальгия.
Ваш отец был военным инженером, почему Вы выбрали журналистику?
Говорят, что природа на детях отдыхает. Мой папа - абсолютно техничный человек. Про то, что мне казалось очевидным, он говорит, что, например, очки кладешь на стол, они трутся и стекло стирается. А если сделать такую дужечку, то стекло не будет соприкасаться с поверхностью стола. Меня же всегда интересовали люди. Я не любил однообразие. А профессия журналиста – это безумно интересная работа, потому что ты не знаешь, где окажешься завтра. Не знаешь, с кем тебя сведет судьба, о какой профессии или о каких людях ты будешь рассказывать. В общем, так сложилось, что я выбрал журналистику.
Возвращаясь к папе. Он занимался разработкой различного рода оружия. Очень забавно получилось, что он был одним из разработчиков «Ураганов», «Смерчей» и так далее. Выходит, я пострадал именно от того, над чем папа работал, ковал надежный щит нашей страны. Я получил ранение в результате разрыва «Града» и лишился руки. Но, тем не менее, все уже хорошо. У меня теперь есть такая замечательная рука, бионический протез. Друзья в шутку меня уже называют и Робокоп. Самое главное, что я в строю и могу работать. Я снова в профессии.
Вы сказали, что интересуетесь людьми. Но Вы также работали в зоопарке. Выходит, что животные Вас тоже привлекают и интересуют?
Когда я пришел после армии, понял, что у меня есть время до поступления на журфак. Мы с друзьями погуляли неделю. Все собирались во дворах, рассказывали забавные истории из своих армейских будней, лузгали семечки. Неделя пребывания в таком режиме выбила меня из строя. Я понял, что надо бы куда-то пойти работать. А куда?
Мой любимый писатель Джеральд Даррелл основал свой собственный зоопарк. Я, к счастью, свой зоопарк не основывал, а пошел в наш московский. Пришел и сказал, что хочу там работать. Меня спросили, где именно я хочу работать. Я говорю, что очень хочу работать в террариуме, потому что мне очень нравятся змеи, крокодилы, лягушки. Они такие забавные, смешные. Мне же ответили, что я положительный хороший мальчик, но там работают взрослые дяденьки, которые иногда могут по пять капель пропустить: «Давай мы тебя отдадим в надежные руки. Пойдешь в точку «зубры, бизоны»». Мне там дали замечательного наставника, который меня всему научил. И я где-то полгода там проработал до поступления на журфак. У меня первая запись о трудоустройстве в трудовой книжке: «Рабочий по уходу за животными в Московском зоопарке». Это было замечательное время. Понятно, что мы все были молоды. Плюс я не люблю однообразие. В зоопарке каждый день происходило что-то. Когда приходишь туда с утра, к тебе кто-то прибегает и говорит, что, ребят, там гепарды перескочили через ограду, надо их как-то загонять обратно. Но гепарды – это не львы, это не тигры. И мы загоняли. Бывало, что приходили и говорили, чтобы мы после обеда не расходились, потому что надо бородавочников перевезти из зимних клеток в летние и наоборот. Все смотрели замечательные мультфильмы про Пумбу. Одна есть проблема. У бородавочников действительно большие, явно не мультяшные, клыки. Мы после этого ходили все в ссадинах и царапинах, джинсы были порваны.
Еще у нас была пара кабанов, Машка и Васька. Они периодически приносили приплод. Это такие маленькие полосатые смешные кабанчики. Они умудрялись вечно какой-то подкоп сделать и выбраться наружу. В девять зоопарк открывался и, придя на работу, надо было успеть их отловить и вернуть за ограду, чтобы посетители и животные были отдельно.
Потом вы поступали на рабфак, да?
Да, я поступал на рабфак. У нас совершенно фантастическая сложилась команда. Когда мы общались с руководством журфака, нам очень часто говорили, что у нас просто фантастический подобрался курс. Мы все успевали и жениться, и развестись, и учиться, и устроиться на телевидение. Надо сказать, что ко второму курсу мы все работали на телевидении.
Тогда произошел некий слом. Сейчас мало кто может представить, но советское телевидение было достаточно скучным и нудным. При этом было несколько флагманских передач, таких как «Клуб путешественников», «В мире животных», «Международная панорама». Это было здорово, это было сделано профессионально. Но, кроме этого, были еще такие программы, как «Сельский час» и подобные. И тут вдруг появилась программа «Взгляд и другие». Наши ребята с факультета Дима Мочалин и Володя Сидоров пришли и предложили наши услуги, еще даже не поговорив с нами, сказали, что за ними стоит мощная команда. И потом мы, человек 10-12, пришли туда и начали работать. Эта программа взорвала все медиапространство, потому что это был какой-то глоток свежего воздуха. Нас тут же стали привлекать. Мы все были молодые, уверенные в своих силах, причем непонятно на чем эта уверенность держалась. Большого опыта у нас не было. Но главное, что мы бесстрашно бросились. И, как это ни странно, мы выплыли. Мы вместе учились с моим другом Эрнестом Мацкявичюсом, который теперь ведущий программы «Вести». Мы с ним также вместе пошли и в телекомпанию «Взгляд и другие». Потом мы перекочевали, благодаря Александру Любимову, на «Международную панораму».
И наступил 1993-й год, неожиданно появилось новое телевидение, телеканал НТВ. И несколько человек из нашей банды уже там работали. Мы передали наши кассеты, и нас обоих пригласили. Я, как сейчас помню, нас с Эрнестом Мацкявичюсом двоих отправили на одну съемку. На нас с ним посмотрели и сказали, что из этих двух худеньких мальчиков один может и сумеет работать в качестве корреспондента. Я тогда был такой же худенький, как и Мацкявичюс. И нас отправили вдвоем на съемку. Было какое-то достаточно скучное, местечковое мероприятие, которое проходило в одном из московских вузов. Мы пришли в редакцию и сказали, что из этого даже мы не можем сделать сюжеты. Как сейчас помню, Станислав Степанович Мормитко, человек, который стоял у истоков программы «Время» с первых дней, на нас так внимательно посмотрел и сказал, что, пожалуй, вы правы, из вас действительно что-то может получиться. Таким образом мы в конце 1993 года с Эрнестом попали в телекомпанию НТВ. Это безумно интересное время, потому что тогда мы рушили, ломали все шаблоны, на нас все равнялись, и это было безумно интересно.
В 1993-м Вы пошли работать на НТВ, но в то время вы еще продолжали обучение на журфаке?
Я учился на журфаке и безумно ему благодарен за огромное количество базовых знаний. Как сейчас помню преподавателей, к примеру, Н. И. Ванникову, историю зарубежной литературы, историю русской литературы. Все эти знания я получил именно здесь. Я сейчас сюда зашел и понял, что, вот оно – счастье. Это как в родную школу прийти. Есть один большой минус. Неожиданно перед нами открылся сказочный мир большого телевидения, и мы в этом мире стали проводить 24 часа в сутки. И как это часто бывает, у многих из нас не оставалось времени на учебу. Наш замечательный, драгоценнейший декан, Ясен Николаевич, очень часто прощал, если человек работает. Но даже у него в конце концов лопнуло терпение. В общем, ряд корреспондентов, которые работали, были отчислены с факультета журналистики. Один из них – это я… Потом мне неоднократно предлагали вернуться, но, к сожалению, я уже был весь поглощен миром телевидения. Я понимаю, что здесь дают фантастические знания, которые очень нужны. Я жалел о том, что, например, изначально здесь не было латыни и древнегреческого языка, которые мне бы сейчас пригодились. Я сейчас самостоятельно изучаю латынь. Это родные стены, но, к сожалению, у меня нет диплома выпускника факультета журналистики. Это не помешало мне, тем не менее, успешно строить свою карьеру на телевидении.
А чем Вам запомнилось обучение на факультете журналистики? Может быть, какие-то были случаи интересные?
Как я вообще поступал на рабфак? Это изумительная история. Мне нужны были какие-то работы. Поскольку я служил в армии в Германии, там была такая газета «Крылья Родины». И я писал в нее о том, как мы выходим на посты, несем службу, о том, что в нашей части самый лучший в ГСВГ, это группа советских войск в Германии, свинарник, о том, как мы выращиваем свиней. В общем, статьи были так себе. И, честно говоря, прочитав их, я бы не взял себя на журфак. Но меня очень выручило то, что я пошел работать в Московский зоопарк. При подаче документов нужна была характеристика с места работы. А у нас в секции «Млекопитающие», где я имел честь работать, были два замечательных человека с фантастическим чувством юмора. И я говорю, ребят, мне нужна характеристика. Они написали мне такую характеристику, что когда я пришел сюда подавать документы, я вначале даже не понял, почему девушки из приемной комиссии начали смеяться... Я моментально поступил на рабфак. В характеристике было много добрых слов, но была, например, одна такая фраза: «Благодаря его активным усилиям, был получен приплод от редких краснокнижных видов: мускусные быки, лошади Пржевальского». И дальше шло перечисление. На факультете журналистики всегда относились к таким нестандартным вещам очень нормально.
И так я поступил на рабфак, где мы встретились с Эрнестом Мацкявичюсом. С тех пор мы как шерочка с машерочкой все время вместе шли. Здесь была такая располагающая атмосфера. Ты когда приходил, к тебе кто-то подбегал и рассказывал, что мол я устроился в телекомпанию «Взгляд и другие». Мы отвечали: «Да ну, а как?». Он объяснял и говорил «айда со мной». И мы как-то так группировались, и шли такой бандой. Так получилось, что мы до сих пор все переписываемся. К сожалению, Дмитрий Мочалин несколько лет назад ушел. До сих пор на связи, все друг друга поддерживаем, по-прежнему следим за успехами друг друга и искренне радуемся. Все время говорят о том, что должно быть какое-то журналистское, студенческое братство. И оно было для нас единое. Мы все познакомились именно здесь, в этих благословенных стенах. И с той поры, если у меня кто-то из старой гвардии попросит о помощи, я всегда готов. И я уверен, что у любого реакция будет точно такой же. Это большое счастье для тех, кто здесь учится. Я очень надеюсь, что такая же атмосфера сохраняется и сейчас.
Вы мечтали попасть на телевидение?
Мне казалось, что это нереально. Мне хотя бы в газетку попасть. В то же время моя самая любимая программа с детства – это «Международная панорама». Сейфуль-Мулюков, Бовин безумно интересно рассказывали о том, как живут люди в других странах. И мы понимали, что там совсем другой мир: безумно интересный, где-то странный. Арабские страны – это было малопонятное. Китай – это вообще другая планета. Люди ездили и рассказывали. Конечно же, была мечта стать когда-нибудь журналистом-международником. Но она была где-то далеко. А когда появилась возможность прийти на телевидение, я подумал, что вот он первый шаг. Ну и потом, спустя несколько лет, я неожиданно для себя стал ездить в те же зарубежные страны, привозить истории замечательные, рассказывать о тех же ассасинах.
Тогда Вы уже работали военным корреспондентом?
Мне на самом деле безумно интересны люди, профессия.
У меня за плечами первая чеченская война, война в Таджикистане, Палестино-Израильское противостояние, так называемые, интифады. Потом начался Донбасс в 2014-м году. Я понял, что не могу усидеть дома, что должен туда ехать. Мы тогда были в Славянске, все только-только начиналось.
Я уже имел за плечами большой опыт работы в горячих точках, и когда я просто прикидывал, то понимал, что если отправить какого-то молодого парня, у которого нет опыта работы на первой чеченской войне, на Ближнем Востоке, скорее всего, у него меньше просто шансов выжить. И, соответственно, с 2014 года я начал работать на Донбассе, потом началась спецоперация в Сирийской Арабской Республике и, в общем-то, я стал ездить и туда, там также отрабатывал.
Жена, я должен был с ней идти в отпуск, когда пришел домой, посмотрела мне в глаза и сказала, что, я поняла, что, скорее всего, в отпуск мы с тобой не идем. Я говорю, Аленушка, конечно, мы идем с тобой в отпуск, но через месяц. Сейчас я быстренько на месяц съезжу, отработаю с парнями на Донбассе и потом мы пойдем в отпуск. Ну, так оно и случилось. Отработал в Донбассе, отдохнули, и сразу после отпуска, я снова поехал на Донбасс. Так что с той поры до июня прошлого года, когда произошла, к сожалению, эта трагедия, когда погиб мой оператор Валерий Кожин, я работал на Донбассе.
Почему Вы выбрали в свое время именно военно-политическую журналистику как стезю для работы?
Во-первых, я искренне восхищаюсь теми парнями и девчонками, которые сейчас работают на передовой. Мы постоянно с огромным количеством ребят на связи чуть ли не ежедневно. Хочу сказать, что все, что я видел до этого, первая чеченская война, первая интифада, вторая интифада, события в Таджикистане, даже Донбасс 2014 года, я уж не говорю про Сирию, это была вообще одна война. То, что сейчас происходит, это вообще другая война. Меня очень часто спрашивают, есть ли какое-то отличие, я говорю о том, что там война меняется каждые два-три месяца. Ну, я так думал. А сейчас уже начинаю с ребятами разговаривать, они говорят, Лёха, сейчас все то же самое, но война меняется каждые две-три недели. Все смотрели фильм «Терминатор», там первые кадры, война будущего, какие-то летают дроны, роботы, что-то такое. Все тогда смотрели и думали, вот ведь напридумывали, такого быть не может. Сейчас, к сожалению, это то, что там происходит, волосы дыбом встают, насколько это стало опасно. То есть совсем другая стала война.
Иногда лучше чуть-чуть издалека снимать. Перед тобой дорогая редакция не ставит задачу, чтобы ты пошел и умер. Основная задача – прийти снять очень хороший материал и живым вернуться. И все. Это разница между военным корреспондентом и десантником. У десантника есть задача – любой ценой захватить, даже ценой, может быть, своей гибели. У тебя задача прямо противоположная. И второй момент. Конечно же, за нами действительно началась охота. Еще где-то год назад, если посмотреть мои сюжеты, я одет в гражданку. У меня был темный бронежилет с надписью «Пресса», и я его неохотно снимал. И на каске была надпись «Пресса». А потом в какой-то момент пребывания там на самой передовой, понимаешь, что как только повесил на себя эмблему «Пресса» – это как будто ты мишень на себя нацелил, то есть по тебе сейчас будут просто вести огонь. Основная задача – привозить хорошие, отличные материалы. Там у огромного количества россиян находятся сыновья, мужья, отцы и все ждут. Поэтому привези оттуда сюжет, в котором ты просто расскажешь о буднях наших бойцов, об их подвигах, о том, какие это замечательные люди, как часто, рискуя собственной жизнью, вообще не думая о том, что их ждет, они идут за други своя. И когда ты привозишь такие душевные истории, это люкс. Гораздо хуже, когда лезешь в двести метров от передовой, потом всем рассказываешь, какой крутой, а материала и нет. Профессия военкор — это совсем о другом. Это о тех людях, о которых ты должен привезти сюжет.
Алексей Славиевич, почему вообще военкоры едут в горячие точки?
Сейчас мало кто знает. 2014 год. Тогда граница между Россией и Донецкой и Луганской народными республиками была на замке. Там стояли украинские пограничники. Началось брожение. Начались перестрелки, начались обстрелы. Естественно, мы как журналисты попытались попасть на место события, чтобы это освещать. Чем это все закончилось?
Граница закрыта. Лететь надо через Киев. Десятки съемочных групп российских каналов ездили. Всех отлавливали в районе аэропорта и ставили такую красную визу в паспорт: «В’iзд заборонен». Потом тебя этим же рейсом отправляют обратно. То есть им было важно не дать журналистам выполнять свою работу. Но мы же не можем. Значит, надо каким-то образом попадать.
Я всегда очень любил книги. Юлиан Семенов один из моих любимых писателей. Все смотрели «Семнадцать мгновений весны». Я никогда не думал, что журналистика будет близка к профессии, извините, разведчика. Но это было примерно так. То есть у тебя основная задача любой ценой оказаться либо в Донецке, либо в Луганске. Ты разрабатываешь как разведчик настоящую легенду, забываешь о том, что тебе нужно брать камеру, штатив, свет и прочее баловство. Тебе важно туда самому попасть. Ребята что только не выдумывали. Пробивают – ага, съезд пекарей какой-то, форум международный в Киеве, приезжают пекари там отовсюду. Идешь – делаешь себе очень красивые витиеватые с позолотой визиточки, что ты там такой-то. Получаешь аккредитацию на этот форум и туда попадаешь. У нас ездили ребята на выступления каких-то рок-групп. Кто-то ездил жениться, другие ездили купить какого-то породистого щенка. Ну, и так далее. То есть хоть тушкой, хоть чучелом, но надо туда было попадать. И под таким соусом мы умудрялись.
Что Вы считаете самым сложным в работе военкора?
Мне здесь прислали недавно фотографию. Гора Касйун. Это в Сирии. Считается, что там произошло первое убийство: Каин убил Авеля. А с нее открывается вид на Дамаск. Город как на ладони. Совершенно потрясающие виды. И нас там человек восемь. К сожалению, нет уже Семена Еремина, нет моего оператора Валерия Кожина. Тяжелее всего просто терять друзей, с которыми ты проработал много-много лет. Это, пожалуй, самое тяжелое. Особенно когда уходят лучшие. У Семёна Ерёмина, помимо стандартного бронежилета и каски, было вообще все. У него лучшая аптечка, лучшие жгуты, он все понимал, он все знал. Он даже в какой-то момент говорил, что если потребуется, то даже будет готов идти не в качестве корреспондента, а как штурмовик, защищать Родину. То есть лучше его по готовности я никого назвать не могу. И, тем не менее, его убили. Терять друзей – это, пожалуй, самое тяжелое.
Существует конкуренция между телеканалами. Между первым и вторым особенно. Мы конкурируем, конечно, по качеству материалов, но там, чтобы пихаться – нет. Эта конкуренция существует только в Москве. Когда ребята находятся на передовой, неважно коллеги с первого, со второго канала, с НТВ и так далее. Когда к тебе кто-то подходит, ты просто всячески помогаешь. Ты даешь все контакты. Там не идет речь об эксклюзивности. Когда к тебе кто-то обращается за помощью, подскажи, как там, всегда придут на помощь. Не дай бог, сломалась где-то машина, тут же все впихиваются в твою. И едешь, как сельди в бочке, вшестером, всемером в одной машине. Все в бронежилетах. Но влезают все. Там максимальная поддержка. Это тоже очень важный момент. Поэтому самое печальное – это потери.
Многие говорили уже в этом проекте, что военному корреспонденту необходимо знание навыков первой помощи. Как вы считаете, какими другими важными навыками должен обладать военкор?
Я считаю, что каждый должен владеть навыками оказания первой медицинской помощи. Потому что ты не знаешь, где и когда тебе это пригодится. Мне эти знания не пригодились. Но где-то за два месяца мы прошли курс обучения. Скорее, мне оказали помощь, когда руку оторвало. Я просто помню первые моменты. Но я не помню, как мне что-то вкололи. Я не помню, как мне перетянули руку. Но мне оказали медицинскую помощь. К счастью, оказались люди, которые были рядом со мной, которые сумели это оказать. Поэтому это безусловно нужно.
Второй очень важный момент. Я тут как-то видел на экране одного из каналов. Молодой начинающий корреспондент встал, за его спиной железнодорожный мост, и по нему едет техника. Он говорит, что смотрите, сейчас прямо на передовую едет. Здесь и такие-то танки, и еще это идет. Самое удивительное даже не это, а то, что ладно, это перегнал, но в редакции не нашлось человека, который бы все это убрал. То есть это идет просто демаскировка. Есть какие-то вещи, которые ты не должен показывать. Мы, когда приезжаем, мой оператор всегда очень четко знал и понимал, что можно снимать, а что нельзя. Любые какие-то вышки телефонные, их нельзя показывать. Нельзя показывать какие-то дома. Если ты показываешь, где ты находишься, где находятся ребята, туда будет точно «прилет». Этому нужно обучать.
С какими сложностями Вы сталкивались при работе как с военными, так и с гражданскими?
Задача у военных – чтобы мы все хорошо сняли и чтобы все вернулись живыми и здоровыми.
Что касается местных жителей, то если это недавно освобожденная территория, они пока еще напуганы. Они сами не знают, очень часто отказываются от интервью. Там мы не знаем всех деталей. Если человек говорит, что я не готов давать интервью – окей. Ну, как правило, всегда найдутся люди, которые с огромным удовольствием или без удовольствия, но посчитают своим долгом рассказать какие-то реальные вещи, что там происходило.
А специфика работы Ваша на Ближнем Востоке и после четырнадцатого года изменилась?
Очень сильно изменился. Сейчас опасность возросла многократно. Сейчас, даже не столько стало опасно работать на самой линии боевого соприкосновения, как дорога туда и обратно. Добраться туда, выйти оттуда, это дорогого стоит. И раньше мы все время работали днем, сейчас значительная часть сюжетов – это съемки ночью. Я могу сказать, что гораздо сложнее стало работать, чем тогда.
Какова роль военного журналиста, по вашему мнению, в современном мире?
Наша основная задача, реально показывать, рассказывать то, что сейчас происходит на передовой. Это безумно важно для родственников тех, кто сейчас там воюет, чтобы тоже была уверенность, чтобы было спокойствие, что наши ребята стоят твёрдо, что всё у них хорошо. Поэтому основная задача журналистов – это просто приезжать и показывать работу наших ребят. Даже не знаю, кто ещё, кроме как военкоры, это могут показать. Это безумно важная работа.
Более того, я хочу сказать, что, когда нас в Кремле награждали, нам сказали такую фразу, что «Не удивляйтесь, в последнее время очень много боевых наград». Раньше же военкоров просто не награждали боевыми. У меня сейчас, видите, Медаль «За отвагу», Орден Мужества. Это реально боевые награды. Потому что наши руководители прекрасно понимают, что это очень важно, работа военкоров, доносить правду, что там происходит.
Поэтому пока есть возможность, будем ездить. Если будет состояние здоровья позволять, то буду. Если я буду обузой, то, конечно, тогда буду делать замечательные сюжеты о животных, о премьерах в театре. Жизнь не заканчивается. Я еще раз говорю, очень тонкая грань между военным корреспондентом и невоенным корреспондентом. Главное быть хорошим корреспондентом. И там, и там.
Много людей сейчас хотят стать военными корреспондентами. Особенно молодых. К чему им готовиться?
Во-первых, это тяжелый труд. Во-вторых, это безумный риск. Надо быть готовым к тому, что, если тебя еще не знают, тебя и не всегда будут пускать на передовую. Когда вы уже попали куда-то, куда бы лучше не попадать, то просто смотрят, опять же, за твоей реакцией. Ты ведешь себя адекватно, нет никаких истерик? Выполняешь команды? Быстро эвакуируешься? Помогаешь? Тебя берут. Поэтому надо быть готовым к тому, что это тяжелый, адский труд. Что это фантастически сейчас стало опасно. Я даже сейчас, не представляю, насколько это опасно. Потому что с июня прошлого года я не там. Повторюсь, ситуация меняется каждые две-три недели. Поэтому окей, станьте просто хорошими журналистами. Тогда у вас получится стать военкорами. Вот и всё пожелание.
Какие советы Вы бы дали начинающим журналистам вообще? Что должен знать хороший журналист?
Здесь все очень просто. Я почему оказался вне этих замечательных стен? Телевизионная журналистика меня целиком поглотила. Я был готов 24 часа. Для меня это было счастье. Каждый день что-то новое. Каждый день встреча с новыми людьми. Я просто бежал на работу из дома, как будто я бегу снова домой. Я желаю каждому из журналистов любить свою профессию. Не себя в этой профессии, а любить свою профессию. И тогда профессия вас вознаградит. Вы станете самым крутым корреспондентом – 100%. И тогда вы вдруг неожиданно поймете, что хороших корреспондентов очень любят и ценят. И тогда вы будете абсолютно счастливым человеком. Потому что у вас будет хорошая профессия. Вы будете уважаемы, и это будет хорошо оплачиваемо. А что еще нужно корреспонденту? Это самое важное.
Что бы Вы пожелали тем военкорам, кто сейчас находится на передовой?
Ребята, аккуратнее, берегите себя. Просто это самое главное. Потому что надо помнить, что ни один кадр не стоит того, чтобы... Даже того, чтобы... Вы валялись несколько месяцев в госпитале. Или чтобы вы лишились какой-то части. Очень важно, чтобы вы не в разных пакетиках возвращались, как со мной произошло. Я очень долго вез ту руку, обнимал ее. Ну, смотрел же фильмы, думал, что сейчас я приеду и мне руку обязательно пришьют. Потом врачи говорят, хорошо, что мы тебе ее не пришили. То есть какие-то были шансы. Отравление пошло бы, у тебя там уже некроз начался, ты бы откинулся. Сейчас я с замечательным бионическим протезом вместо руки, но я снова в профессии, и поэтому я счастлив.
Иногда на некотором расстоянии находясь, в двух километрах от передовой, можно снять сюжет гораздо лучше, чем, когда ты сидишь просто и пережидаешь пока прекратится артобстрел, не сняв ни одного кадра.
Профессия военного журналиста больше мужская, или женщины тоже могут себя в ней найти?
Тут я согласен с нашим верховным главнокомандующим. Конечно, это всё же больше мужская профессия. Чисто потому, что даже по физическим кондициям. У нас есть такой замечательный человек, десантник Ваня Кретинин. Мы его безумно любим. Но у него, как мы все шутим, топографический кретинизм. Потому что, когда его спрашиваешь, сколько там придётся пробежать, он говорит, что километр, ну, полтора. Надо учитывать, что в бронежилете, «птички», плюс оператор с камерой. То есть бежать далеко, да ещё если в какую-нибудь гору... Километр-два в понимании Вани – это в нашем реальном мире 8-9 километров в один конец, и когда ты уже просто прибегаешь, ты уже думаешь, Господи, одна единственная мысль, а как я обратно столько добегу? Где же я силы найду? Представить, что в подобной же ситуации окажется девочка, ей будет тяжело пробежать. Я знаю много хороших девчонок военкоров, у которых еще нет детей. Очень бы хотелось их как-то беречь. Среди них очень достойные есть корреспондентки, просто хорошие корреспондентки, которые являются, безусловно, военкорами. Мы можем просто шляпы снять перед их подобной жертвенностью и готовностью, рискуя всем, работать на передовой. Ну, конечно, все-таки хотелось, чтобы, в первую очередь, конечно, мужики работали. В конце концов, мы же мужики, у нас вариантов нет, мы должны идти, мы для того природой созданы.
Ваш сын обучается на телевидении в РГГУ. Как бы Вы отнеслись, если бы он завтра пошел работать военным корреспондентом?
Я бы просто сел бы с ним, поговорил. Передал бы те навыки, которыми я владею. Моя жена, она, как-то так пыталась издалека, что, а может быть, Леш, не молодой, не 20 лет, чтобы бегать на передовой. Но посмотрев на меня, она все это прекращала, и если сын пойдет – окей. То есть я единственно, что постараюсь максимально свои знания передать, чтобы постараться его уберечь, чтобы он прекрасно понимал, чтобы у него была постоянно включена голова. Надо очень четко понимать, куда ты идешь, зачем ты идешь, понимать, что у тебя с собой должно быть, как себя там вести, то есть то, чему должны учить на всех факультетах журналистики без исключения всех вузов – на курсах военной журналистики. Конечно, с сыном и поделился бы именно своими навыками, своим опытом. Это очень важно, но это важно не только для моего сына. Это вообще нужно для всех, кто, я уверен, свяжет свою профессию с военной журналистикой. Уверен, что таких людей будет много.
