©Мария Макос/«Журналист Online»
Один из самых известных и обсуждаемых режиссеров современности, Андрей Звягинцев провел мастер-класс в Академии Никиты Михалкова. К участию были приглашены люди из профессиональной среды: молодые режиссеры, сценаристы, актеры и другие представители мира кино и театра. Ответы Звягинцева на самые интересные вопросы в материале «Журналист Online».
— Должно быть чувство ритма. Это ощущения – ты смотришь план, и понимаешь, что он не может выдержать. Или ты видишь, что это уже холостой путь, нет напряжения. И тогда все. Но это исключительно субъективный взгляд на вещи. В фильме «Елена» нас упрекали за первые планы. Деревья, вороны, ничего не происходит. Хотя такой кадр длится всего 1 минуту 20 секунд, но для человека он превращается в бесконечную муку, созерцание непонятно чего. Некоторые думают, что это киномеханик не справился со съемкой и что-то застыло. Лично для меня там происходит много событий: есть звук, показан восход солнца – величественное событие, которое всегда требуют времени. Наступление нового дня. Но для кого-то это мука. Это субъективное чувство времени, музыки. Кстати говоря, я убежден, что монтажером не может быть человек не только без чувства темпа и ритма, но и без музыкального ощущения реальности.
— Главное, чтобы актер был «нахрапистый» и верил в тебя, даже в твои абсурдные мысли. У меня не было ни одного случая, чтобы я знал заранее, кто будет играть ту или иную роль. Исключение было один раз в «Левиафане». Мы знали, что мэра будет играть Роман Мадянов – это была точно его роль. Во всех остальных случаях, мы никогда не знали, кто будет играть. У нас постоянно проходят пробы актеров. Например, в сценарии «Возвращения» было написано, что ребенок должен быть толстым. Но я сказал всем забыть сценарий. Нам нужен мальчик от 11 до 15 (по сценарию 12 лет), так что рассмотрим абсолютно всех мальчиков этого возраста: рыжих, льняных, полосатых – любых. Главное, чтобы это были два выдающихся, равновеликих актера. Задача сложная, но выполнимая.
Мы встречаемся с актерами и даем им сцены – так проходят пробы. Без объяснения, что это за персонаж и что с ним случится потом, мы смотрим на актера, как он «проживет» эту сцену сам. В театре актер является полноправным соавтором. Он в процессе работы над ролью, он знает сценарий, репетирует его, все сцены от первой до последней. Он несет в себе содержание своей роли, своего персонажа. В кино другая история. Я даже позволяю себе не отдавать актерам сценарий полностью. Знание актером о перспективе, оно нагружает его лишними смыслами. Он начинает играть многозначительно. Например, в кадре фильма «Елена», когда Лядова говорит «досмерти» (в ответ на признание Елены о любви к отцу Катерины), и она не знает, что случиться (эти слова окажутся пророческими). Но как бы она сказала эту фразу, зная весь сценарий заранее?
Представьте себе большую плоскость и в ней вмятину. И только один сможет попасть в нее без зазора. Так и с выбором актера. Никаких любезностей, родственных связей, компромиссов с замыслом. Замысел превыше всего.
— Я немного знал Лядову до работы с ней в своих проектах. Мы познакомились на озвучке фильма. Она прошла нелегкий иезуитский кастинг. Когда ее привели ко мне при подготовке «Елены», я подумал, что будет долгий разговор. Я не видел в ней Катерину (дочь Елены). Но, когда она сыграла свою роль в сцене в кафе, все стало ясно. Закончив съемки, у меня было ощущения «недо». Мне было жалко с ней прощаться. И вот, когда мы искали героиню в «Левиафан», я знал, что ее нужно пробовать. У нее талант. Она создает такие состояния. Кино – это язык состояний. Она делает удивительные вещи. Она чувствует роль, она делает больше, чем можно сказать, и когда смотришь на это, ей не хочется даже мешать.
Ни о каких идеях и архетипах женского образа мы не думали. Актерам в кино о них вообще думать не надо. Их круг малый. Главная задача – сделать сцену. Режиссер – оценщик в этой ситуации. Когда он говорит «стоп, снято», значит, он поверил в происходящее. Это его задача – оценить сцену.
— Об атмосфере трудно говорить, ее нужно прочувствовать. Мы не кричим друг на друга. У нас исключена брань, повышение голоса. Громко могут произноситься только команды, вроде «начали» и так далее. В этом смысле наша атмосфера это доброжелательность и уважение. У нас создался союз, который длится уже 16 лет.
Все мои картины были сняты оператором Михаилом Кричманом. У нас полное взаимопонимание. Это необыкновенный человек. Меру его таланта я не возьмусь объяснить. У нас нет противоречий. У меня такое чувство, что если дать пространство, то мы оба поставим камеру в одно и то же место. Разумеется, бывают споры, необходимости что-то «пробить». Иногда нужен какой-то визуальный пример (живописная природа и т.д.), чтобы прийти к согласию. Но когда мы находим визуальной решение, ритм, музыку - мы понимаем друг друга. Мерило правды в изображении для меня – это когда я верю ему, когда нет субъективного взгляда в камере.
Андрей Панкратов – художник-постановщик. При первой нашей совместной работе над фильмом «Изгнание», он был совсем молодым, ему не было и 30. Он невероятно талантливый художник. Ему по плечу любая задача. Для него нет ответа «нет».
У нас в комнате есть большая стена, где мы вешаем фотографии, настраивающие нас на общий лад. У нас есть свои внутренние традиции. Вот такая моя команда, так мы и работаем.
— Сейчас мы заняты в новом проекте «Нелюбовь». Это частная история молодой семьи, которая терпит серьезные минуты своей жизни. Это нечто вроде «Сцен супружеской жизни» Ингмара Бергмана, только совершенно в другой манере. Одна за другой сцены сводят героев вместе, и мы видим, к какой катастрофе и разочарованию они приходят. Замысел возник отчасти в связи с Бергамном. Однажды, позвонил мне Олег Негин (мой соавтор и сценарист) и предложил встретиться. После нашего разговора мы поняли, что замысел у нас в руках. Нам хотелось заглянуть за полог: когда у людей 10-12 лет совместной жизни позади, и какими они себя находят.
Возможно, для кого-то это будет узнаваемая, а для кого-то шокирующая история. Но примерно так она родилась. В фильме есть еще одно событие, которое является катализатором всех неприятностей, разгоняет этот клубок неприязней и нелюбви – это исчезновение ребенка.
В фильме, кстати, будут и положительные герои. Это волонтерское движение «Лиза Алерт». Суть их дела меня настолько поразила, что я понял, что каких-то других положительных персонажей искать не надо. Эти люди работают, где бы то ни было. Они жертвуют личным временем и едут на поиски пропавших, чужих им детей. Это удивительно в наше время разобщения и недоверия людей друг к другу.
— О коммерческом успехе я не думал никогда. В этом просто нет нужды. И поиск темы, которая сейчас будет нужна – это неправильный путь. Тупиковый, фальшивый, никому не нужный ход – это пытаться понять, что нужно аудитории. К нему прибегают только те, кто хочет заработать деньги. Первый мой фильм был песней сердца. Это была любовь. Когда материал открылся для меня, когда замысел стал ясен, разлучить меня с ним было невозможно. Я не искал денег на эту картину. Я ничего не знал о том, сколько она может стоить. Это задача продюсера. В 2002 году мы сняли картину «Возвращение» за 405 тыс долларов, что было невероятно. Было тяжело, но мы смогли.
— Мы делаем очень много дублей. И в конце, когда уже увидим тот самый дубль, для закрепления делаем еще один так, как бог на душу положит. Забываем обо всех условиях. В нем мы позволяем актеру быть полностью безответственным, свободным. Актеры, как правило, воспринимают это с энтузиазмом. Когда смотришь фильм, уже первый кадр говорит, будешь ли ты его досматривать. С первого кадра зритель должен войти в гипнотическое состояние.
— Вы замечали, как дети похожи на родителей. Они перенимают их манеры и привычки. Это неизбежность. Так и в кино. Если ты сочувствуешь и сопереживаешь ему, если оно входит в тебя, как твой хлеб, то ты невольно становишься им. Вы обитаете на одной территории, говорите на одном языке.
Заимствование всегда видно. Оно выпирает как нечто неуклюжее, чужое, неестественное. Но если ты пропитан этим и живешь этим, то ты по-другому не сможешь. Это получается естественно.
Список я составил часа за два. Я просто поставил задачу вспомнить все потрясения, все фильмы, которые меня перевернули, с которыми у меня были очень сильные встречи. В списке нет иерархии, кроме места, где перечисляются имена. Остальное написано по воле усилия в том, чтобы вспомнить ощущения. Я помечал события, которые переворачивают, которые невозможно пройти мимо.
©Мария Макос/«Журналист Online»
— А для чего счастливая развязка? Чтобы явить пример? Ни одна позитивная идея не научает человека жить с самим с собой. В этом смысле, мое кино это предостережение, предложение взглянуть на себя пристальнее.
Человек многолик. Мне интереснее разбираться с тем, что не так, в чем проблема. Почему люди, прожив 12 лет вместе, приходят к разладу и воспринимают прожитый период как ошибку.
Мы не разбираемся в причинах. Они очевидны – отсутствие взгляда на человека, как на цель. Люди смотрят друг на друга как на средства и называют это «любовью». Мимикрируют и обманывают самих себя, другого. Если говорить о любви, то проще открыть тексты Платона и познакомиться с его мыслями о том, что есть истинная любовь, что есть идеал. Мое кино не о том, как должно быть, а о том, как бывает.
