В 2019 году Джерому Дэвиду Сэлинджеру исполнилось бы 100 лет. Отношение к этому писателю крайне противоречивое: одни его хвалят, другие – ругают. Мы узнали, что думают о нём преподаватели и студенты факультета журналистики МГУ.
©Коллаж по произведениям Сэлинджера//Кристина Кирьянова
Павел Вячеславович Балдицын, доктор филологических наук, заведующий кафедрой медиалингвистики
Сэлинджера я открыл для себя в 9 классе. У меня был роман с одной девочкой, и она мне подарила на 23 февраля книжку Сэлинджера с картиной Эндрю Уайета на обложке. От неё я этого ожидать не мог. Она книги не читала, но она знала, что я люблю литературу. А я вырос на русской классике, у меня дома была вполне приличная библиотека – от десятитомника Пушкина академического издания и собраний сочинений наших великих писателей (Гоголя, Толстых всех троих) до богатого набора советских авторов – Шолохова, Симонова, Алексея Толстого и других. Были у нас и некоторые зарубежные авторы. Я всё это читал, да и в библиотеку ходил регулярно. Гомера там читал, Спинозу. Но о Сэлинджере ничего не слышал. Я впервые прочёл «Над пропастью во ржи» в 15 лет, и роман меня захватил тогда. Сильное впечатление оставили и рассказы.
Как отношусь к нему как к человеку? Человек он был препаршивый. И странный. С большими закидонами. Как к писателю? Я не могу сказать, что это мой любимый писатель. Хотя новеллы у него есть замечательные. «Хорошо ловится рыбка-бананка» – это великолепный рассказ. В общем, конечно, писатель он очень хороший, сильный. Но, к сожалению, не пошёл дальше своих первых книг – «Девять рассказов» и «Над пропастью во ржи». Мне нравилась повесть «Выше стропила, плотники», а дальше уже всё было плохо, заумно, невнятно («Фрэнни и Зуи» или «16 Хэпворта 1924 года»).
Когда он ушёл в подполье, замолчал, избегая журналистов, ничего не публиковал, многие ждали, что он что-то значительное, даже великое создаст. После его смерти в 2010 году были обещаны публикации его новых произведений, но ни одного не вышло. И было понятно, что он не развился как писатель, остался на уровне подростковых вещей.
Я писал в своей кандидатской диссертации о его рассказах, сравнивая с рассказами Джона Чивера, и пришёл к выводу, что основной мотив в творчестве Сэлинджера – это бегство героев. Бегство от действительности, бегство от проблем. Эта реакция характерна для детей, когда ребёнок говорит, что уйдет в другую комнату. Или для подростков: они бегут куда-то в вымышленный мир, в свои фантазии, куда бежит и Холден.
Очень жаль, что как писатель он не получил достойного развития. Но даже тем, что у него есть, тем, что было опубликовано до 1964 года, Сэлинджер внёс свой вклад в литературу. «Над пропастью во ржи» и горстка рассказов останутся навсегда.
©Коллаж по произведениям Сеэлинджера//Кристина Кирьянова
Людмила Сергеевна Кустова, доцент кафедры зарубежной журналистики и литературы
Заниматься Сэлинджером мне предложил Ясен Николаевич Засурский. Мы пришли к нему с моим одногруппником по поводу тем дипломов. За год до этого у нас были созданы группы продвинутого изучения иностранного языка. Ясен Николаевич спросил меня, не хотела бы я сравнить английский текст с русским переводом. Ну, а я как услышала имя Сэлинджера, конечно, тут же согласилась, потому что для нас тогда это произведение было чем-то невероятным. А ещё Сэлинджеру, точнее, Доналду Фини, собравшему библиографию этого писателя из двух с половиной тысяч названий, я обязана знакомством с Ритой Яковлевной Райт-Ковалёвой – автором перевода «Над пропастью во ржи». Доналд прочитал мою статью о Сэлинджере в «Вестнике МГУ», сначала написал мне, потом приехал Москву. Приезжал несколько раз.
Сейчас меня занимает биография Сэлинджера, период, связанный с его участием во Второй мировой войне. Он попал в разведроту благодаря знанию языков. На долю Сэлинджера пришлись два самых страшных эпизода на западном фронте – высадка в Нормандии и отчаянное сражение в Хюртгенвальде, который рассматривался остатками гитлеровских войск как плацдарм для нового наступления. От американского пехотного полка осталась малая толика: погибло 2 517человек. Сэлинджер выжил, не обморозился: каждую неделю мать посылала ему пару связанных ею носков. Удивительно, но он их регулярно получал.
Спасала его психику работа над рассказами о будущем Холдене Колфилде (имя это возникло не сразу). Когда появилась трофейная машинка, он стал печатать на ней. Друзья беспокоились, что он увлечется и забудет, где находится: «Следите за Сэлинджером, а то немцы придут, а он печатает…». Потрясение он и его товарищи пережили при освобождении концлагеря Бухенвальд. Американцы отдали изможденным людям свои пайки и оказались свидетелями мук узников (молодые люди не знали, что может случиться после длительного голодания).
Пока будущий писатель был среди своих товарищей, он держался. Дрогнул, когда их оправили домой, а его оставили еще на год. Он должен был выяснять, кто среди местного населения и в какой степени был связан с нацистами. Это оказалось серьезным испытанием для его психики. Рассказ For Esme написан от лица ветерана, испытавшего посттравматическое расстройство. Сэлинджер писал не о себе, но схожесть судеб героя и его создателя подтверждает подлинность пережитого: другие воевавшие узнавали себя.
Недавно был показан фильм, где университетский преподаватель Сэлинджера Уитт Бернетт, редактор журнала Story, представлен этаким благостным, заботящимся о писателе. В действительности их отношения не были безоблачными. После войны Бернетт ждал произведения в духе Норманна Мейлера, требовал романа. Сэлинджер не мог заново погрузиться в то, что он пережил. Не удивительно, что построил себе «бункер» и старался избегать общения, особенно с незнакомыми. А спасло его, думаете, что? Спасло его творчество. Когда он писал, он как бы «проваливался» в другой структурный мир, далекий от войны. Несколько рассказов, написанных на фронте, стали частью его книги о «ловце во ржи».
Я собираюсь написать о Сэлинджере что-то итоговое. Вот закончу об Уайльде, тогда напишу о Сэлинджере обязательно.
©Коллаж по произведениям Сэлинджера//Кристина Кирьянова
Екатерина Золотарёва, студентка 3 курса
Я читала «Над пропастью во ржи» два раза. Первый раз, когда мне было 11 лет. Тогда я не смогла дочитать его, было очень любопытно, но как-то мне это довольно тяжело давалось, может быть, стиль казался непривычным.
Потом я сходила на спектакль в РАМТе. Примерно в то же время. И мне очень понравилось. Была великолепная постановка. Но потом как-то о Сэлинджере забыла.
И второй раз я уже перечитывала произведение в 20 лет. Мне было уже неинтересно, но прочитала очень быстро, буквально за пару дней. В целом этот роман оставил меня равнодушной.
Мне кажется, Сэлинджера нужно читать в оригинале. Это не так сложно, как кажется, потому что слог довольно простой. Я планирую что-нибудь ещё у него прочитать, но не могу сказать, что произведения Сэлинджера меня привлекают. Может быть, он несколько переоценён, потому что, по моему мнению, нет особой сложности в том, чтобы анализировать поведение и психологию подростков. И сам герой Холден Колфилд никогда не вызывал во мне какого-то эмоционального отклика. Я не чувствовала, что я на него похожа или он моё отражение, поэтому отношение у меня к Сэлинджеру, если можно так сказать, неотрицательно–равнодушное.
Карина Липская, студентка 3 курса
Мне кажется, что Сэлинджер – это один из первых писателей, который ориентировался на массового читателя. У него очень яркий стиль, очень необычный (я сейчас читаю роман на языке оригинала). Главный герой – во многом типичный, как мне представляется, американский подросток, по нему можно изучать специфику национального характера тинейджеров. Мне было странно, например, что он такой самостоятельный, такой независимый… или вот такие, например, слова Холдена: «Я самый большой лжец в мире. Если меня спросят, куда ты идёшь, а я иду покупать журнал, я скажу, что я иду в оперу». Зачем? Это странно. Или ещё момент, когда он к сестре пришёл, покурил, а потом спрятался. Когда мама почувствовала запах табака, сестра сказала: «Это я курила». А ей сколько лет? В общем, много странных моментов, хотя… Сэлинджер показал период взросления героя, который очень обостренно воспринимает окружающее.
Мне понравился, конечно, этот роман. А сама мысль, что герой хочет «стеречь детей над пропастью во ржи», чтобы они не упали в пропасть, – важнейшая. Самая главная в жизни.
